Когда она ему сказала «Я ухожу», Цед ничего не ответил. Ни единого слова. Подождал, пока она повернётся спиной к столу и воткнул ей между лопаток кухонный нож, аж до самой рукоятки. Перетащил тело в кладовку и тщательно вымыл пол: вода, спирт, затем немного парафина. Всю ночь он думал, что делать с телом. На рассвете — решение. Встал с постели, надел старую рубашку, выцветшие джинсы, кухонный фартук. Открыл кладовку, достал тело. Переместил его на стол и мясницким ножом разделал на кусочки. Множество маленьких кусочков, которые он потом рассортировал в целлофановые пакеты. Их получилось около тридцати. Запихал пакеты в морозилку. Избавился от остатков, выбросив их в котёл. Снова вымыл квартиру и открыл окна, чтобы проветрить помещение. Завершив эти действия, он почувствовал голод. Открыл холодильник — пусто. Достал из морозилки один из пакетов и поставил содержимое в духовку. Так, день за днём, он поедал свою жену. Временами она казалась ему пресной, иногда слишком жёсткой: в точности такой, какой была при жизни.
     На сегодня, воскресный день, он придержал последний пакет, — тот, в котором лежало сердце. Проглотив первый кусочек, он почувствовал совершенно иной вкус. С ошеломлением осознал, что это — его собственный вкус: что она, — пресная, жёсткая, решившая уйти, уже повернувшаяся спиной, все ещё хранила его в своём сердце. Одолеваемый приступом тошноты, он упал на пол и потерял сознание.
«Смерть от отравления, вызванного приёмом внутрь расскаяния в количестве выходящим за пределы терпимости» — было написано в медицинском заключении.